Надежды Владиславова и Берег силы

Шоколад (Chocolat). США-Великобритания, 2000

2024-09-23 23:45 Синемалогия с НЛП-Тренером Владимиром Владиславовым

Владимир Владиславов. Тезисы и вопросы

Христос умер не для того, чтобы спасти людей, а для того, чтобы научить их спасать друг друга

Ocкap Уaйльд

«Шоколад» — поистине интернациональная притча. В основе сценария — повесть британской писательницы Джоанн Харрис, действие происходит во Франции, снял фильм шведский режиссер Лассе Халльстрём (практически все видеоклипы «ABBA» были срежиссированы Лассе, или Ларсом Свеном, Халльстрёмом), в фильме играют французские, английские и американские актеры: Жюльет Бинош, Джуди Денч, Альфред Молина, Джони Депп и др. На самом деле здесь нет географической или этнической привязки. Тема всеобщая, для каждого из нас.


1. Мир как коммуникация

Действие фильма происходит в коммуне — прототип которой, коммуна Флавиньи-сюр-Озрен, на самом деле существует в Бургундии, и в то время, когда происходила эта история, она насчитывала менее 600 жителей. Коммуна и коммуникация — родственные и очень связанные друг с другом понятия. И фильм, если вдуматься, — о коммуникации. (Используем это несколько тяжеловесное, но емкое слово, означающее в нашем НЛП и само общение, и характер общения между людьми, и шире — их связи друг с другом, их взаимоотношения, взаимовлияние, все то, что формирует человеческую общность или разлад.)

Ведь что такое мир, в котором существует каждый из нас? Мир — это сложнейшее сплетение множества динамичных коммуникационных связей-отношений: человека с самим собой, своим телом, своими мыслями и чувствами (интересно, когда мы говорим: «у меня есть тело и душа», то у кого это — «у меня», кто это — «я»?), человека с другими людьми и их объединениями, от семьи и артели до человечества. Это и связи-отношения людей, с которыми мы близки, и этих людей друг с другом, которые влияют на качество нашего мира.

А есть еще коммуникация человека со своим техногенным окружением, с природой во всем ее многообразии, с разными предметами, явлениями и событиями. — но, чтобы не заблудиться, это мы сегодня обсуждать не будем. Кроме шоколада, естественно, без него не обойтись.
Вопросы:

  • Если вас попросят рассказать о мире, в котором вы живете, вы перечислите людей, существа, предметы и явления, которые вас окружают, или станете рассказывать о ваших отношениях с этими людьми, существами, предметами и явлениями? Что для вас важнее?


  • Согласны ли вы, что мир каждого из нас и наш коммуникационный стиль, он же стратегия — это практически одно и то же?


  • Что, с вашей точки зрения, важнее — содержание или качество коммуникации?


2. Стиль против стиля = война

Невозможно себе представить что-либо теснее, чем общность жителей маленького древнего французского городка. Плотная средневековая застройка, когда дома буквально заглядывают друг другу в окна, мощеные улицы сбегаются к центру, к католическому храму и к дому мэра, графа Поля де Рейно, получившего свой пост градоначальника по наследству от предков, общие воскресные или праздничные церковные мессы, крестины, свадьбы и похороны, один кабачок, одна парикмахерская, пара-тройка мастерских и магазинов, общая история городка и история каждой семьи, когда все знают все и обо всех, общие жизненные устои, убеждения и предубеждения — натуральное общинное существование. За столетия здесь сложилась своя симфония коммуникации, устойчивая и тщательно охраняемая, которая, кажется, должна обеспечивать стабильное материальное и душевное благополучие людей. И рассказчица за кадром нам сообщает: «В городке издавна считалось, что главное в жизни — покой. Жители знали, что от них требуется, знали свое место в установленном порядке вещей. В горе и радости, в бедности и достатке жители города крепко держались за свои традиции». И еще, как сказала героине фильма местная уроженка Жозефина, «Здесь нельзя выделяться». (И добавила: «Вас выживут!».)

И вот в этой тихой заводи нежданно-негаданно появляется некто, исповедующий другой стиль жизни — Виенн, которая в своем новом кафе «Шоколад Майя», делает из какао-бобов вкуснейшие и очень притягательные чудеса. Но если бы только это! Мягкая добрая и внимательная к окружающим, эта женщина становится прямо вызовом для города — судя по всему, не верит в Бога, не посещает церковь, открывает свое заведение в канун Великого Поста, и вдобавок ко всему, не стесняясь, воспитывает дочь, рожденную неизвестно от кого вне брака. Для графа Поля де Рейно она — покушение на привычный миропорядок, и он твердо убежден, что противостоять Виенн, — это его долг, «священная война» между моралью и аморальностью.
Чем же отличаются коммуникационные стили графа и шоколадницы?
Стиль, исповедуемый де Рейно, который серьезно интересуется историей, основан, как он считает, на мудрости прошлых поколений и на его собственной жизни, являющей собой пример труда как обязанности, самодисциплины и ограничений себя в греховных «слабостях». Суть этого стиля составляют требования-запреты: не нарушать…, не сметь…, не позволять…, не сомневаться… Этот стиль предполагает четкое разделение на «свой» — «чужой» («Первый граф де Рейно изгнал всех радикалов-гугенотов из города», — со значением заявляет мэр), понятие о вине и преступлении, за которым неизбежно следует наказание, веру в свою правду, настоянную на опыте славных предков (опыте, видимо, успешном, раз, несмотря на все невзгоды истории, городок сохранился), и потому правду единственно возможную.

Коммуникационный стиль шоколадницы тоже идет из веков — но веков не оседлой, а кочевой и, можно сказать, миссионерской, культуры, и опирается на понятие свободы, как естественного состояния человека (Характерный диалог Виенн и Жозефины: «Ты можешь все изменить, Жозефина. Серж не правит миром». — «Моим — правит». — «Ты веришь в это?» — «Я знаю». — «Я понимаю. Что ж, смирись. Это выход».).

Здесь нет требований, а есть предложения, которые можно принять или не принять, исходя из своей натуры, убеждений, интересов и желаний. Нет вины перед законом (как, в представлении Виенн, не должно быть и самих законов, устанавливаемых государством или церковью над людьми), а есть вина и проступки одного человека перед другим или другими. Проступки, которые являются результатом элементарного непонимания и душевной закрепощенности — то есть дефектов коммуникации, — и многие из которых (но не все) могут быть исправлены, искуплены в нормальном доброжелательном и искреннем общении. От ответственности перед «историей» и «городской общиной», которую воплощает в себе граф Поль де Рейно, Виенн старается вернуть своих новых друзей-сограждан к ответственности перед собой, своими чувствами, перед своими сознательными и подсознательными стремлениями, своим сегодняшним днем, перед своими родными и близкими.
Вопросы:

  • Можно ли считать гарантией нормальной коммуникации, когда люди живут кучно друг с другом? Можно ли это вообще считать гарантией коммуникации? О чем свидетельствует ваш опыт?


  • Ценить «покой» и «знать свое место в установленном порядке вещей» — разве это плохо? Во что превратиться мир, если каждый будет преследовать свои личные интересы?


  • Мудрость предков — это реальное богатство сегодняшних поколений? Или уловка тех, кто по глупости или в своих интересах стремится затормозить назревшие перемены? Или просто поэтический образ, на котором не стоит строить свою жизнь?


3. Делай – Не делай

В проповеди на Пасху, которая символизировала начавшиеся в городке перемены, католический священник отец Анри сказал: «Нельзя жить на свете, меряя добродетель тем, что мы не сделали, от чего отказались. Я думаю, добродетель измеряется тем, что мы создали, что воплотили в жизнь — и кого согрели».

Это приводит нас к очень интересному и важному вопросу. Сравните две максимы.
Первая. Иудейское предание: Не делай другому того, что хочешь, чтобы не делали тебе.

Один язычник, решивший изучать Тору, пришел к раввину Ѓиллелю и сказал ему: «Я обращусь в иудаизм, если ты расскажешь мне всю Тору, пока я стою на одной ноге». И Ѓиллель обратил его в иудаизм, изрекши своё золотое правило: «Не делай соседу того, что ненавистно тебе: в этом вся Тора. Остальное — пояснения; теперь иди и учись».
Вторая. Новый Завет: Делай другому то, что хочешь, чтобы делали тебе.

«Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7:12),

«И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лук. 6:31).

По смыслу между этими постулатами нет особых различий. Тем не менее по посылу, по характеру стимула – существенная разница. В «Не делай другому» - отказ от плохого. В «Делай другому» - активная позиция, заряженность действием, борьба с плохим в себе. Лично мне второе ближе. Мне вообще больше по душе «Шагом марш!», чем «Стой, раз-два!».
Вопросы:

  • В этих словах — не только высокий нравственный принцип. Речь прежде всего идет о технологии успешного поведения: это практические рекомендации тех, кто познал жизнь. В чем вы видите разницу между Ветхозаветным и Новозаветным преданиями?


  • Какой призыв «Не делай другому…» и «Делай другому…» вам понятнее и ближе — и почему? Или это одно и то же — только применительно к различным случаям? То и другое справедливо в разных контекстах?

  • Как вам самим чаще приходилось в жизни поступать?


  • Можно ли действенно помогать людям, постоянно убегая от них, как это делает на протяжении фильма Ру и как это делала раньше Виенн?


4. Зачем нарушать покой?

С момента появления в этой истории главной героини фильма мы видим жизнь городка глазами Виенн. И во внешне стабильной и благополучной коммуне нам, зрителям, открывается масса внутренних трагедий, на которые горожане привычно закрывают глаза.

Престарелая больная домовладелица Арманда, тяжело переживающая взаимное непонимание и разлад с дочерью Каролин, в результате которого не только дочь не общается с матерью, но и не позволяет этого внуку Арманды — и та от этого страдает.

Внук Арманды, светлый мальчик, который увлекается рисованием, но постоянно рисует злодейства, мучения и смерть — он явно изображает свои страхи, навеянные ему допотопной вероучительной пропагандой, средневековой моралью, вечными запретами и муштрой.

Молча терпящая унижения и побои от мужа Сержа и постепенно сходящая с ума молодая Жозефина, которая машинально подворовывает, где только придется, по сути, пытаясь таким образом заполучить себе хоть кусочек чужого счастья.

Одинокий Гийом Блеро, который вот уже 42 года жертвенно ждет свою любовь — и бедная женщина, блокируемая местными черноплаточными стражницами морали, которая не может ответить на его чувства, потому что из-за ложного, надуманного обычая 42 года все никак не освободится от образа безутешной вдовы. Гийом, не расстающийся со своей старой собачкой, за душу которой, несмотря на запрет церкви и навязываемое ему чувство вины, он молится Деве Марии.

Семейная пара, давно забывшая о каких бы то ни было супружеских отношениях.

Да и сам мэр, который никак не может смириться с болезненной мыслью, что его бросила жена — возможно, из-за идейного отказа де Рейно от простых сладостей жизни.

И так далее.
Все эти люди (кроме мужлана Сержа) через магию шоколадных фантазий Виенн, через ее искреннее сочувствие к их судьбам и деятельное участие в них рано или поздно буквально возрождаются — получают доступ к загнанным в подсознание своим желаниям, обретают смелость открыто выражать чувства и мысли, обретают опору друг в друге. Безусловно, Виенн производит возмущение в покое, что воспринимается графом де Рейно и его союзниками как зло, — однако это работает не на разделение, а на соединение людей.

Поистине, прав был Микеланджело, который как-то в сомнении заметил:

«Не знаю, что лучше — зло ли, приносящее пользу, или добро, приносящее вред»

Вопросы:

  • Чего не хватало в жизни городка, куда пришла Виенн?


  • Понимаю, нам нравится Виенн. И, возможно, не очень нравится мэр — граф Поль де Рейно. Но, как и во всех фильмах, которые мы обсуждаем на Синемалогии, здесь нет и не может быть злодеев — все по-своему хороши, и у всех свои недостатки.

Представьте, вы взяли такую Виенн в свой дом, и она подружилась с вашими детьми. И она учит их, что спать можно сколько хочешь, суп есть необязательно, а молитва — это пережиток… Что главное — это не твоя родная семья, а ты, твои мысли и переживания, интересы.

Вы все еще однозначно уверены в правоте Виенн?


5. Заложники традиции

«Пойми, непросто отличаться от других», — со значением и нескрываемой гордостью говорит главная героиня дочери. Она считает то, как она складывает их мессианскую жизнь, то, что они претерпевают ради такой жизни, единственно правильным. Без каких бы то ни было вариантов. За кадром в авторском тексте звучат слова: «Мать и дочь были обречены жить так, как жили люди кочевого племени из поколения в поколение».

Миссия, призвание, душевные дары другим — это, конечно, высоко. Но согласитесь, что в этом контексте слово «обречены» звучит не очень уместно и оптимистично.

«И так будет вечно?», — печально спрашивает, засыпая, Анук, и мать ей ничего не может ответить. Девочка явно хочет остаться в городке. Они уже жили в Андалузии (юг Испании), в Вене (Австрия) и в Павии (север Италии). И явно скоро должны двинуться дальше. «Какой хороший городок! — в другой раз искренне восклицает девочка. — Мама, Пантуфль хочет знать: мы долго будем жить здесь?».

Имя кенгуру Пантуфля, которого воображает Анук, пишется как Pantoufle, что по-французски означает «домашний тапочек» (и иногда употребляется в том же значении и в английском языке) — а это символ оседлости, домашнего уюта. Вспомните: Пантуфль категорически не любит шоколад, дело жизни Виенн.

Да, что-то нескладно в этом семейном служении.
Вопросы:

  • Чего не хватало по жизни самой Виенн и ее дочери Анук? Что гнало их от места к месту и не давало им нигде пустить корни? Были ли они счастливы?



  • Не кажется ли вам, что Виенн, несущая людям идею личной свободы, сама не свободна, что она — такая же пленница традиции, как и граф? Что она — такая же пленница традиции бежать, как граф — пленник традиции оставаться на месте? Что как он — пленник памяти о славных предках, так и она — пленница горшочка с прахом ее мамы?
В заключении хочу напомнить вам сцену в начале фильма. Начинающий священник Отец Анри пафосно вопрошает с амвона: «Где мы отыщем правду?». Внезапно под напором весеннего ветра двери церкви распахиваются. И за порогом видна мостовая, дома, небо. За порогом — живая, мало предсказуемая жизнь.

Именно здесь — в пространстве нашей жизни, каждодневного опыта во время обсуждения на Синемалогии мы можем встретить правду. Другого места у нее нет.